Александр Лукашенко находится у власти уже более 30 лет. Но из его соратников мемуары не писал практически никто. Одним из первых нарушил табу Михаил Мясникович. Мы уже рассказывали о его вышедшей два года назад книге «Так было + личное». Теперь неутомимый мемуарист написал новый том: «Дела, события, люди: собственное мнение». Прочли эту книгу за вас — и теперь рассказываем, как Мясникович общался с Владимиром Путиным о продаже «Белтрансгаза», был свидетелем издевательств российских чиновников над главой Нацбанка Беларуси и стоял у истоков карьеры нового фаворита Лукашенко.
Михаил Мясникович родился в 1950 году в Несвижском районе. Окончил Брестский инженерно-строительный институт. Карьеру начинал в системе «Минскводоканала», в итоге занимал множество высоких должностей как в Советском Союзе, так и в независимой Беларуси: зампредседателя Минского горисполкома (1984−1985), секретаря Минского горкома компартии Беларуси (1985−1986), министра жилищно-коммунального хозяйства БССР (1986−1990), вице-премьера (1990−1991 и 1994−1995), первого вице-премьера (1991−1994), главы Администрации Лукашенко (1995−2001), руководителя Национальной академии наук (2001−2010), премьер-министра (2010−2014), председателя Совета Республики (2015−2019), председателя Коллегии Евразийской экономической комиссии (2020−2024).
Что в целом представляет собой новая книга Мясниковича?
Еще прочитав первую автобиографическую книгу функционера, мы писали: «Структура книги чрезвычайно рыхлая и в целом не очень удачная. Здесь можно найти несовместимые вещи: собственно воспоминания Мясниковича — и рассказ об агрокомбинате „Снов“, многочисленные исторические экскурсы (о Великом княжестве Литовском и Речи Посполитой) — и творческую работу о чиновнике, которую написали ученики 9-го и 10-го классов Сновской средней школы». И даже задумывались, не работал ли на патриарха беларусской политики «литературный негр», который раскапывал подробности биографии Тадеуша Костюшко, лидера антироссийского восстания 1794 года, или изучал работу беларусов в Антарктиде.
Был ли такой помощник при написании первого издания и помогал ли он в работе над второй книгой, вопрос открытый. Но авторских отступлений от собственной биографии явно стало меньше. Хотя все равно с трудом верится, что Мясникович самостоятельно разбирался в истории Новополоцка, Солигорска, Светлогорска, Белоозерска, Новолукомля и Жлобина — целый раздел посвящен именно этим городам. Впрочем, рыхлость никуда не исчезла. Например, экс-премьер помещает в издании собственный доклад на первом съезде ученых Беларуси (2007), занимающий 12 страниц. А затем — почти на 30 страниц — выступление Лукашенко на этом же форуме (о том, почему он так поступил, мы еще скажем ниже). Предположим, что если у чиновника и был помощник, то он скорее занимался подборкой материала: основной текст Мясникович все же писал сам.
В этом убеждают отдельные факты, совершенно не соответствующие реальности. Например, автор вспоминает забастовку минского метро 1995 года и утверждает: «Правоохранительные органы вели себя очень корректно. Президент Республики Беларусь А.Г. Лукашенко лично контролировал ситуацию и не допустил жестких решений».
Вот только на самом деле власти тогда силой разгоняли участников забастовки. «Пасля прыехаў моцна экіпаваны АМАП, і я пабачыў вельмі шмат машын і вайскоўцаў. Тут пачалі хапаць людзей, і гэта было страшна. Як пры піначэтаўскім рэжыме: хапаюць, кідаюць у машыну, ускокваюць самі і з’язджаюць. Нейкаму машыністу крыкнулі: „Стой!“ — той пабег у бок Кастрычніцкай плошчы, дык пачалі страляць з пісталета ў паветра. У таго машыніста ад стрэсу нават язва адкрылася, і ён у шпіталь патрапіў. Шок быў. І калі наяве гэта ўсё бачыш, з табою побач, — гэта ўсё страшна», — рассказывал один из участников событий. Добавим, что власти тогда задержали одного из лидеров рабочего движения, депутата парламента Сергея Антончика, нарушив его неприкосновенность, после чего держали под охраной на базах МВД.
В воспоминаниях о забастовке интересно лишь то, что Мясникович признается: ни «Минсктранс», ни руководство минского метрополитена не хотели брать на себя ответственность за подавление протестов и замену бастующих машинистов штрейкбрехерами. Им это решение навязали чиновники (в том числе и автор мемуаров).
В том, что Мясникович все же писал новые воспоминания самостоятельно, больше всего убеждает общая тональность, кардинально изменившаяся по сравнению с первой книгой. Тогда автор ссылался на беларусских интеллектуалов (например, Сергея Дубовца, первого редактора возрожденной газеты «Наша Ніва»), вспоминал писателя Винцента Дунина-Мартинкевича (того самого, собрание сочинений которого признавали «экстремистским») и Кастуся Калиновского (массовое очернение национального героя Беларуси к моменту написания книги шло полным ходом), хвалил экс-главу Беларуси Станислава Шушкевича и упоминал теперешнего политзаключенного Николая Статкевича.
Таких вольностей в новых мемуарах нет. На страницах второй, 500-страничной, книги вообще не найти никакой крамолы. Разве что на одной из групповых фотографий можно узнать экс-чиновника, а затем оппозиционера Михаила Маринича — но даже подпись под этим фото отсутствует. А еще об опальном экс-премьере Сергее Румасе говорится, что он работал «инициативно и смело».
На первый взгляд, кажется, что с автором после выхода первой книги поговорили и попросили умерить пыл. Но, исходя из образа функционера, мы все же предположим, что это сам Мясникович своим чутьем и политическим инстинктом, выручавшими его на протяжении десятилетий и обеспечившими ему такую долгую и успешную карьеру, понял, чего от него ждут (вернее даже, чего не ждут).
Еще одна деталь: в предисловии к первой книге можно было найти две ссылки на Владимира Путина, а вот Лукашенко там не упоминался. Теперь же автор развернулся на 180 градусов. Количество упоминаний беларусского политика и фотографий с ним зашкаливает. О том, чтобы называть его просто по фамилии, даже речи не идет. Чаще всего он фигурирует в книге как «Президент Республики Беларусь А.Г. Лукашенко». Лишь один пример: «мудро сказал Президент Республики Беларусь А.Г. Лукашенко, что в народной среде вызывает по большому счету уважение министр, профессор и генерал. Эта народная оценка дорогого стоит».
Это еще одно подтверждение того, что к 30-летию нахождения Лукашенко во власти окончательно оформился его культ личности, что Мясникович и почувствовал. Отсюда и публикация 30-страничного доклада, и упоминание фамилии беларусского «вождя» по поводу и без.
Но все же, несмотря на эти обстоятельства, в книге можно найти отдельные интересные штрихи и сюжеты о высшей беларусской элите как советской эпохи, так и периода Лукашенко. Ими мы с вами и поделимся ниже.
Как «Белтрансгаз» окончательно продали после звонка Путину
Главный эпизод большой политики, о котором идет речь в мемуарах, касается продажи «Белтрансгаза».
Премьер-министром Мясникович стал 28 декабря 2010 года. По его словам, ситуация выглядела так: «Из-за неотложных проблем была задолженность перед Российской Федерацией за потребленный природный газ и электрическую энергию. Минэнерго России грозило отключением этих энергоносителей. У первого заместителя премьер-министра Владимира Семашко не получалось решить эти задачи. В этом была не его вина: не хватало валютных средств, чтобы рассчитаться. Национальный банк не конвертировал беларусские рубли в валюту расчетов с российскими поставщиками».
Как писал Мясникович, Семашко зашел в его кабинет на второй день его работы в Совмине и заявил, что надо звонить Владимиру Путину (тот тогда временно занимал пост премьера, когда его ставленник Дмитрий Медведев отбывал президентский срок). Мол, никто другой этот вопрос не решит. «Уже был вечер. Я по правительственной связи попросил уполномоченных сотрудников <…> Путина передать ему мою просьбу переговорить по ряду актуальных вопросов. На второй день Владимир Владимирович сам позвонил мне, тепло поздравил с высоким назначением, и, не ожидая моего вопроса, сказал, что он уже распорядился не снижать поставки электроэнергии как минимум до конца января 2011 года, но он рассчитывает, что Беларусь погасит долги. Я обещал», — пишет Мясникович.
Затем, по его словам, перешли к обсуждению газовой проблемы. «Она состояла из двух частей: цена на природный газ и порядок и условия расчетов. Мы просили не только не повышать цену, а она прогнозировалась на 2011 г. около 200 долларов США за 1 м³, но и снизить ее до внутрироссийского уровня. Что касается второй части проблемы, то Россия настаивала на том, чтобы купить и второй (50-процентный) пакет акций ОАО „Белтрансгаз“ (первая половина акций предприятия была выкуплена РФ по сделке 2007 года. — Прим. ред.). У меня не было полномочий даже обсуждать эту сделку в принципе. В процессе разговора я предложил обе части проблемы решать вместе, „в пакете“: и цены, и покупку второй половины акций ОАО „Белтрансгаз“. Состоялся обмен мнениями, и мы договорились, что эти вопросы будем оперативно решать „в пакете“».
Мясникович передал эти предложения Лукашенко, тот их одобрил. «Белтрансгаз» был продан, Беларусь потеряла часть экономической независимости, получив взамен более низкие цены на газ (те, впрочем, скоро все равно изменятся).
В этом эпизоде важна и заискивающая интонация Мясниковича: «Звонок В.В. Путина, его внимательное отношение к проблемам Беларуси и ко мне лично придали сил, оптимизма и уверенности в способности решать даже такие сложные задачи. Я очень благодарен уважаемому Президенту Российской Федерации В.В. Путину за его доброту ко мне и конструктивный подход в урегулировании годами не решаемых трудностей». О какой именно доброте Путина речь, не совсем понятно: итогом сделки стала потеря страной одного из самых ценных ее активов (Украина, к примеру, свое аналогичное предприятие не продала).
Издевки от россиян над главой беларусского Нацбанка
Перенесемся в чуть более раннюю эпоху — еще до прихода Лукашенко во власть. В 1991 году Беларусь стала независимой. В январе 1992-го в стране ввели собственные карточки потребителя. Их целью было защитить внутренний рынок. Квитки были именными, выдавались по месту учебы, работы или вместе с пенсией. Они имели вид отрезных купонов и номинал определенной суммы (от 20 до 500 рублей). Но одновременно в стране продолжал использоваться советский рубль, ставший после развала Союза основной российской валютой.
Как вспоминал в мемуарах Мясникович, глава беларусского Нацбанка Станислав Богданкевич «был противником единой рублевой зоны», но премьер-министр Вячеслав Кебич и промышленное лобби Беларуси «настаивали на том, чтобы оставаться в [российской] рублевой зоне, обосновывая это единственным аргументом — нам нечем будет платить России за нефть и газ, металл, комплектацию для промпредприятий и другие российские товары». Фактически это означало, что валютой Беларуси должен был стать российский рубль. По словам Мясниковича, сам он считал, что все же надо вводить национальную валюту — но по согласованному с Россией плану. Вице-премьер РФ Егор Гайдар поддержал его. «У государства может быть наемная армия, частная тюрьма, но деньги должны быть свои», — передает беларусский функционер его фразу.
В итоге в мае 1992 года появились расчетные билеты Национального банка Беларуси, получившие в народе название «зайчики» (заяц был изображен на билете номиналом один рубль, на остальные билеты попали другие животные). «Их готовили как карточки для распределения продуктов по приемлемым ценам, чтобы их не вывозили. <…> Но степень защиты „зайчиков“ была приближена к нормальным деньгам», — объяснял Богданкевич. При этом от российского рубля никто не отказывался — то есть в стране по факту ходили две валюты: своя и советский (теперь уже российский) рубль.
По словам Мясниковича, Россия после этого потребовала, чтобы выпуск в обращение «зайчиков» учитывался в общей эмиссии, которая должна была быть согласована с Центральным банком России. Фактически это означало запрет на самостоятельную печать Минском своих денег — но Нацбанк подписал такое соглашение в апреле 1992 года. «И хотя это соглашение не было ратифицировано, но давало России повод держать Беларусь, как говорится, на крючке, — пишет Мясникович. — Нас это беспокоило, и это были не напрасные тревоги. Уже позднее Беларуси со стороны России предъявлялись претензии в виде конкретных сумм нашего долга России на величину отрицательного торгового сальдо за тот период, когда в Беларуси был в обращении советский и российский рубли: „Вы нам недоплатили!“».
По словам чиновника, этим угрозам предшествовала встреча в кабинете российского премьера Виктора Черномырдина. С российской стороны на ней был сам глава кремлевского правительства, глава Центробанка Виктор Геращенко, вице-премьер Александр Шохин и министры. С беларусской — Кебич, Богданкевич, Мясникович и несколько министров.
«Разговор был тяжелым, неприятным для Беларуси. В.Ф. Кебич убеждал, что единая рублевая зона — это хорошо, что это выгодно обоим государствам. Но участники совещания от России (не В.С. Черномырдин) язвили в адрес С.А. Богданкевича: „Вы сейчас, Станислав Антонович, председатель правления Национального банка Беларуси, а будете председателем северо-западной конторы Центробанка России“. После этих слов Богданкевич встал и вышел из кабинета В.С. Черномырдина, заявив, что он не намерен терпеть такие оскорбления. Собственно, разногласия касались права Беларуси на самостоятельную денежную (монетарную) политику. Единая рублевая зона не состоялась», — вспоминает Мясникович.
Такая ситуация продолжалась до 1993 года. Тогда в России провели реформу и вывели из обращения все советские деньги. В итоге беларусские «зайчики» наконец-то стали не временной, а постоянной валютой страны. «Беларусь в известность опять никто не поставил. Стихийный переходный период, а не выверенный плановый, закончился. Пострадали население, предприятия, страна в целом», — комментирует Мясникович.
Номенклатурные войны в БССР
Еще одна история из книги Мясниковича касается советской эпохи. В ней подробно рассказано, как между собой фактически воевали два органа власти в БССР.
«Вспоминаю такой случай. Зима, метель, суббота. Я на работе. По правительственной связи звонит мне, заместителю председателя Минского горисполкома, Николай Слюньков — первый секретарь ЦК КПБ (Коммунистической партии Беларуси. — Прим. ред.) и в резкой форме отчитывает, что мы в городе плохо чистим улицы, поэтому его машина застряла в сугробе. Я успел в непрерывной тираде его слов спросить: „Где?“ Он сказал, что на съезде с Минской кольцевой дороги в деревню, примыкающую к правительственной даче „Дрозды“. Говорю в ответ: „Так это не городская, а областная территория“. Он бросил трубку, буквально через несколько минут звонит первый секретарь Минского обкома [компартии] Анатолий Малофеев и делает мне замечание, что я ничего лучшего не придумал, как переложить ответственность. Какую ответственность он имел в виду, я так и не понял. И так понятно. Как у Ивана Крылова: „У сильного всегда бессильный виноват!“», — вспоминал Мясникович.
Такой случай был не единичным. По словам мемуариста, отношения между властями города и Минской области были натянутыми на протяжении многих лет. «Источников противоречий, по большому счету, было два. Первый — это статус города Минска и прямое подчинение Минского горисполкома по линии исполнительной власти Совету министров. Это значит, что Минский горисполком имел и сегодня имеет такой же статус, как и все облисполкомы. Ревность Минского облисполкома состояла в том, что все областные центры подчинялись облисполкомам, а столичный город — нет. Второй — это сдерживание развития города Минска из-за непредоставления земель под бурную застройку столицы. В ход шли все мыслимые и немыслимые аргументы: будем без хлеба; село остается без жителей; мы вас кормим, а вы нам ничего взамен и прочее», — вспоминал чиновник и приводил пример: руководитель хозяйства «Ждановичи» писал на него жалобу за то, что при прокладке водовода потоптали посевы на площади в десять «соток».
«Минский горисполком выдвигал встречные претензии. Дошло до того, что одно из зданий облисполкома по улице Чкалова город не разрешил подключить к своим теплосетям, тогда облисполкому пришлось строить автономную котельную для нужд этого здания», — добавляет Мясникович.
По его словам, противостояние достигло критической точки, когда были приняты решения о дачном строительстве. Тогда власти жестко боролись с «излишествами». «Мне и сейчас стыдно, что, выполняя волю партии, мы наказывали людей за то, что садовый домик был больше 20 м² и веранда свыше 10 м². Высота этих садовых домиков также ограничивалась: не дай бог, на чердаке оборудуют спальные места. Какая была дурь!» — с горечью пишет соратник Лукашенко.
Так вот, когда Мясникович работал в Мингорисполкоме (напомним, это 1984−1985 годы), там разработали следующую концепцию: разрешить отвод земель для дачного строительства в зоне так называемых неперспективных деревень.
Слово чиновнику: «Объясню, чтобы было понятно. Все сельские населенные пункты были разделены на перспективные и неперспективные, это еще где-то в 1960−70-е годы. В первых велось строительство объектов быта, жилья, производственных объектов. Они газифицировались, к ним строили дороги и прочее. Неперспективные были брошены на выживание. Наше предложение заключалось в том, чтобы в случае разрешения минчане могли бы построить в этих неперспективных деревнях дачи и даже дома для круглогодичного проживания. За счет собственных средств людей и средств предприятий города подвели бы инженерные сети. Городской житель слился бы с вымирающей деревней, объединенными усилиями горожан-дачников и местного населения можно было бы содержать скот в личном подворье, пенсионеры-горожане посильно участвовали бы в заготовке сена, уборке колхозного урожая (последнее предложение — типично советское и явно не очень реалистичное. — Прим. ред.). Люди поддерживали бы друг друга, деревня жила бы. Нас в ЦК КПБ не поддержали. Ключевую роль в этом сыграл облисполком».
По словам Мясниковича, отношения между городом и Минской областью улучшились лишь в 1986-м, когда последнюю возглавил Альфонс Тишкевич.
Восхождение Крутого и зарплата главы Академии наук
В завершение вновь перенесемся в эпоху Лукашенко. Мясникович вспоминает о «реконструкции, а фактически новом строительстве предприятий лесной и деревообрабатывающей промышленности», которое имело место в нулевые и десятые годы. Чиновник при этом признается, что «в министерствах, имеющих отношение к этим стройкам, было прохладное, мягко говоря, отношение, и витали сомнения в целесообразности такого масштабного строительства». По его словам, «на объектах буквально „висели“ контролеры, на высокие столы ложились записки об ошибочности такой масштабной модернизации отрасли, рекомендовалось законсервировать стройки с низкой готовностью». Но высшее руководство (а, значит, и сам Мясникович, который тогда был премьером) считало иначе.
Аппарат сопротивлялся, и потому особую ценность приобретали чиновники, выражавшие свою поддержку проекту. «В процессе реализации программы деревообработки проявили себя многие кадры. На ряде планерок я обратил внимание на серьезного и вдумчивого представителя Минэкономики. Его высказывания и предложения были весьма актуальными и конструктивными. Кто этот молодой человек? Это был начальник одного из структурных подразделений Минэкономики Дмитрий Николаевич Крутой. Мы познакомились поближе, стали работать теснее. Дмитрий Николаевич сделал очень много полезного для строительства и ввода в эксплуатацию предприятий переработки», — писал Мясникович.
Так, если верить Мясниковичу, началось восхождение в беларусской политике Дмитрия Крутого, который затем стал вице-премьером, министром экономики, первым вице-премьером, замглавы Администрации Лукашенко, послом в России, а этим летом возглавил все ту же администрацию.
В мемуарах есть и еще один пример, как принимались кадровые решения при Лукашенко. В 2001-м тот решал, кого назначить главой Гомельского облисполкома. Вариантов было два: Александр Якобсон и Сергей Сидорский. Выбор пал на первого, последнего назначили вице-премьером, а спустя два года и премьер-министром (он возглавлял правительство до 2010-го). Будь то решение противоположным, судьба обоих чиновников могла сложиться по-другому.
Наконец, значительная часть книги посвящена Национальной академии наук Беларуси — Мясникович возглавлял ее в нулевые годы. «Зарплата руководителя Академии наук БССР по совокупности начислений была выше, чем у первого секретаря ЦК КПБ — первого лица в республике», — пишет мемуарист. Об этом ему говорил Николай Борисевич, глава НАН в 1969–1987 годах. «Данные сведения Борисевич, с его слов, довел до сведения [главы республики] Петра Машерова. <…> [тот] очень спокойно к этому отнесся и даже отметил, что это правильное решение: ученому надо платить много».
Рассказывая об Академии наук, Мясникович утверждает, что в начале девяностых та столкнулась с проблемой: в университетах выступали за роспуск АН. «Ученые и профессорско-преподавательский состав вузов был однозначного мнения: Академию наук как научную организацию распустить, сделать Академию наук общественной организацией без прав и полномочий. Никаких новых знаний и инноваций Академия наук обществу не дает и не способна дать в перспективе. Ученые, мол, могут быть только в высшей школе, и допустимо их наличие в корпоративной научной сфере — научно- исследовательских центрах в отраслях экономики. Таким образом, предлагался западный вариант управления и структура научного сообщества», — писал в мемуарах чиновник. По его словам, во главе такого процесса стояли вице-премьер Михаил Демчук, замминистра образования Александр Козулин и ученый-химик из БГУ Сергей Рахманов.
Но к таким утверждениям все же надо относиться с осторожностью. Мясниковичу было важно показать, что именно он спас НАН, когда возглавил ее. А еще дискредитировать Козулина, который позднее ушел в оппозицию и был кандидатом в президенты на выборах 2006 года.
И напоследок немного комичный эпизод. В 1992-м Мясникович, тогда первый вице-премьер, прилетел с визитом во Францию. Он встретился с премьер-министром этой страны Эдит Крессон (первой женщиной на этом посту) и предложил продать калийные удобрения и трактора. Француженка улыбнулась, сказала, что им столько не надо, и посоветовала выходить на мировой рынок.
Читайте также
